Давно так раскатисто не погромыхивало. Ни в российской политике, ни в экономике. То, что наверху стремятся гром приглушить, естественно. Хотя и весьма любопытно, как именно это делается. Возникает ощущение присутствия на неком театрализованном действе. В том смысле, что, во-первых, есть некая режиссура всего происходящего; во-вторых, тебе уготовано место в зрительном зале — можешь наблюдать, аплодировать, даже соучаствовать, а вот влиять на замысел режиссера — едва ли.Если уж возникла ассоциация со спектаклем, то начну издалека. Шел в «Ленкоме» в романтичные годы перестройки спектакль по пьесе востребованного тогда драматурга Михаила Шатрова — «Диктатура совести». Очень популярный был спектакль. Не буду вдаваться в его драматургию. У спектакля говорящее название.
Напомню тем, для кого времена триумфа постановки — не просто давно прошедшее, но и малоинтересное время. В Советском Союзе слово «диктатура» всегда было политически значимым. Нет, правящий режим никто, за исключением диссидентов, диктатурой публично не называл. А вот сам режим «диктатурой» охотно оперировал. Все советское началось с победы «диктатуры пролетариата». А пролетариат — это даже не рабочий класс, среди рабочих и в царской России была прослойка так называемой «рабочей аристократии» — высоко квалифицированных и немало получавших фабричных мастеров. Пролетарии — это те, «кому нечего терять, кроме своих цепей», самая неимущая часть эксплуатируемого населения. Стоит ли говорить, что на деле никакой диктатуры пролетариата в СССР, конечно, не было, хотя пролетарское происхождение достаточно высоко ценилось, а вот диктатура была — правящей и единственной политической партии, а точнее, ее вождей.
И вот вышел спектакль, прямо с афиши бросавший вызов. «Диктатура совести». Это был шаг от пролетарских к общечеловеческим ценностям. Но диктатура…
Стоит разобраться чуть глубже. Совесть — товар штучный, индивидуальный, это внутренний «компас» каждого человека, помогающий ему разобраться, что такое хорошо и что такое плохо. Может ли быть коллективная совесть? Может: это и есть закон. Каков в стране закон, таков и уровень коллективной совести. Но в спектакле была «диктатура совести», а не закона. То есть, даже исходя из названия, он апеллировал к совести вождя, который оставался диктатором — располагался выше закона. А потом уже к совести каждого.
По-моему, аналогия с сегодняшним днем прямая. Хоть ее и не надо понимать буквально. Владимир Путин, конечно, не над законом. Но все мы были свидетелями того, как буквально в прямом телеэфире закон изменялся таким образом, чтобы с благословения Конституционного суда перед Путиным открылась бы перспектива оставаться президентом России еще на два шестилетних срока. И сам Путин такую перспективу оценил положительно.
А ведь правка Конституции начиналась в том числе с намерения устранить злополучное словечко «подряд» перед двумя допустимыми сроками пребывания в должности президента одного и того же лица. И этого слова теперь в Конституции и в самом деле не будет. Остается только оценить красоту режиссуры.
Есть позиция, в том числе политологов и философов с мировыми именами, которые уверенно, с привлечением международного опыта и допущенных на этом пути ошибок в ряде стран, доказывают, что эффективный для страны выход из полностью недемократического состояния должен прокладывать просвещенный авторитарный лидер. Но главное не авторитарность ведущего страну через переходный период, а сам переход, направление избранного движения. Есть примеры, когда авторитарные лидеры выводили свои страны на демократический путь, есть (и их, увы, большинство), когда авторитаризм замыкался в себе и вместо одного недемократического общества, откуда авторитарный лидер начинал управлять страной, получалось другое, еще более далекое от основ демократии. Саддам Хусейн и Муаммар Каддафи пришли к власти в своих странах на волне антикоролевских военных переворотов, были непререкаемыми диктаторами, но вели свои страны явно не к демократии (лозунги ливийской Народной джамахирии не в счет).
Россия, а в этом теперь вряд ли стоит сомневаться, продолжит быть политически весьма авторитарным режимом. Вопрос же о том, будет ли перспектива полноценной демократии столь же отчетливой, как перспективы двух очередных сроков Владимира Путина, остается открытым.
И об этом говорит не только продолжающееся на экранах федеральных телеканалах всяческое принижение демократических ценностей. Если уж мы решили оттолкнуться от театральных подмостков, то почему бы не представить себе еще один сценический эффект? В конце концов, разве неожиданный сценический ход — не та же спецоперация, только в театрализованном виде?
Политика в России, да и не только в России, у политиков, конечно, на первом месте. Но буквально накануне весьма театрализованной конституционной развязки, юридически давшей Путину полную свободу рук, из которых он может теперь власть не выпускать, произошли не менее драматичные и далекие от театральных аплодисментов события в экономике. Нефть и рубль теперь не могут не настораживать своими котировками.
Что общего у упомянутой «конституционной развязки» и у околопанических настроений, пришедших на нефтяной и валютный рынки? Во-первых, налицо совпадение по времени. Во-вторых, если никому и в голову не придет сомневаться в том, что политическая развязка — творение человеческих рук, то то же самое следует сказать и о рыночных катаклизмах. Рынки рынками, но спусковым крючком обвала нефтяных цен стал развал соглашения ОПЕК+. О его сохранении сторонам не удалось договориться, представлявший Россию министр энергетики Александр Новак просто покинул коллег-переговорщиков, как говорится, по-английски.
Театральный дух, вызванный нами с самого начала, позволяет сделать из сказанного вывод, который за стенами театра может потеряться: экономический кризис мало того, что рукотворный, он еще представляет собой выгодный фон главного политического действа. Голосование по «конституционной развязке» будет, скорее всего, проходить в экономически весьма трудное время. Об этом позаботятся сразу два весомых фактора: во-первых, пандемия коронавируса, частично буквально обездвиживающая мировую и потому российскую экономику; во-вторых, болезненные прежде всего для России и других нефтедобывающих стран последствия произошедшего падения цен на нефть. А в этих условиях особенно популярны не только призывы, но и ответное стремление сомкнуть ряды вокруг флага. Который, конечно, остается в руках опытного президента.
Звучит фантастично? Но разве не возникает желание сказать: если это не так, то стоило бы выдумать? А тут все уже выдумали за нас.
Что же, так или иначе главный вопрос — о власти — в России решен. Остались вопросы о том, на что эту власть следует в первую очередь употребить. Их много. Но главное: под их водопадом увидеть радугу — движение к новому демократическому состоянию российского общества.
Оставить комментарий
Вы должны войти чтобы комментировать..